Драббл к "Горю побежденным" http, по заявке bzmnsha
Кингсли, Перси.
ПояснениеКингсли и Люциус любовники. Люциус арестован без санкции Кингсли, фактически похищен.
читать дальшеТак тяжело не было даже после битвы, когда в Большом зале на столах лежали те, с кем столько лет бок о бок... к победе. Было горько, но не так и не так больно – ведь были и те, кому хуже, было кого утешить: обнять, сжать руку или положить ладно на плечо. Было с кем разделить, и не душила удавкой вина. Сейчас, как ни старайся, выжимая улыбку, углы губ лезут вниз – получается черт знает что и еще глаза покраснели, а желания зайти к министерскому колдомедику подправить нет.
Вторые сутки. За это время могло случиться что угодно. Усталость давит, голова идет кругом, раскалывается и когда надо думать, думать, думать перед глазами раз за разом прокручивается: побледневшее лицо; вспышка глаз – в них презрение, боль; шаг в камин. «Не удержал, струсил. Надо бы плюнуть, приказать, удержать хоть силой, а не сумел и виноват, во всем сам виноват», - от злости хочется разбить кулаки обо что-нибудь… лучше, конечно, о осточертевшие рожи этих...
А чтобы увидеть Люца, даже не надо закрывать глаз. На стене напротив, на пачке документов, поверх текста - куда не посмотри, его глаза, усмешки, волосы прядями по постели, жар, губы, взгляды, то самое первое: «К тебе или в отель?»
В бутылке – с обеда меньше стакана. Надежда, на то, что алкоголь поможет удержать чуть дольше иллюзию ничтожна. Почти сразу, со вторым глотком, снова захлестывает вина. И бешенство и злость. И снова хочется швырнуть да хотя бы письменный прибор, так чтобы тяжелое пресс-папье оставило вмятину на стене.
В дверь стучат. Мгновение уходит на то чтобы понять что с этим делать, потом привычно произносится:
- Войдите.
Появляется виноватое лицо Персифаля.
- Я, наверное, не во время, - смущаясь, мямлит он.
- Вам лучше сейчас быть с семьей, - звучит глухо, но почти не зло.
Уизли смотрит жалобно. И вдруг кажется, что финансовая сводка и мерная речь дадут передышку, хоть ненадолго но отвлекут… Да и кивнуть оказывается проще, чем придумать, как сказать этому в общем-то хорошему парню «выметайся».
- Тогда не будем откладывать, начинайте.
Уизли начинает говорить и неожиданно становится ясно кому мальчишка вот уже столько времени пытается подражать. Можно бы заметить раньше. Прическа и одежда прежние, спасибо, хватило ума не начать отращивать волосы или, как Артур, носить бархат, но осанка, жесты, еще неуверенные и скованные, как и интонации в слишком высоком голосе - не шлифованная, грубая копия люцевых. Задевает. Лицо против воли кривится.
- Министр? - Перси прекращает речь. - Вы в порядке?
Он выглядит действительно обеспокоенным и от этого только хуже.
- Да, мистер Уизли, спасибо, - улыбнуться не получается.
- Мне лучше уйти? Извините, у вас такое... мне не стоило... - он смущается, краснеет – почти вспыхивает и неожиданно становится, по его виноватому стремительно краснеющему лицу, по взгляду понятно, что он знает не только много больше официальной версии, но и вполне в курсе... специфики.
Вспоминаются вдруг, наплывом, словно только ждали момента, все разом случаи, когда Люц выходил из его кабинета с блуждающей чуть рассеянной улыбкой на губах, и когда он сам... Нескромные взгляды, фривольные, так любимые Люцом, шутки в отношении Артура. Ничего удивительного, что... еще кто-то... Черт. Расслабились. Обо всем забыли.
- Не беспокойтесь, Персифаль, выручим мы Люциуса.
Уизли хочется вытолкать за дверь, желательно пнув. Так, чтобы он пролетел до следующей стенки. Кулак удается не сжать только силой.
Мальчишка смотрит себе под ноги и не торопится отвечать, пока, наконец, не поднимая взгляда, не произносит незнакомым чужим голосом:
- Я больше беспокоюсь за вас... сэр.
Он вскидывает голову: губы сжаты, глаза горят. Сначала непонятно. В голове мелькает раздраженное: «Что?», - но Уизли продолжает смотреть пока не краснеет окончательно от воротничка до корней волос. И тут озаряет: «Боже, я правда такой идиот?» Хочется стукнуться обо что-нибудь лбом, и: «Чертовы англичане».
- Извините, министр, - Уизли тушуется, опускает глаза, - я действительно не вовремя.
Он пятится к двери, потом резко разворачивается и выходит.
И вдруг становится легче. Разом. Почти проходит мигрень. Хочется впустить в кабинет воздуха, зажечь свет. Рука сама тянется, он не к стакану, а к пергаменту и макает перо...